Снилась хтоническая хтонь. Будто я с группой друзей и коллег в какой-то деревне, в тесном деревенском доме. По составу присутствующих трудно предположить, зачем мы там, никакой дополнительной информации нет. Мы частично сидим за столом с белой расшитой скатертью, частично стоим вокруг него. Какая-то массивная baboushka в платке по-казачьи хлопочет у стола — ставит на него алюминиевую кастрюлю с обгорелым грязным дном и, улыбаясь, говорит:

— Гречечка с колбасными очисточками — объеденье!

Все смотрят на неё, несколько охуев. Она продолжает:

— Кто не любит колбасные очисточки? Все любят! Гречечка с очисточками — главный деликатес!

Уходит, возвращается с большим бидоном, из которого разливает половником кефир в стоящие перед нами на столе гранёные стаканы, жестяные и керамические кружки. Потом ставит бидон на стол, опускает в него половник, оглядывает всех с игривым прищуром и спрашивает:

— К кефирчику какая первая приправка?

Все тупо молча пялятся на неё, ожидая — после очисточек-то — чего угодно.

— Лампасный хлебушек! — почти торжественно отвечает она на собственный вопрос и извлекает откуда-то большой нарезной батон, на который вдоль нашиты красно-сине-белые лампасы, как на спортивных штанах.

— Ну, признавайтесь — в детстве дрались за лампасный хлебушек?

На этом месте мой организм, видимо, не выдержал степени охуения и проснулся.

Уснул тут вечером, и приснилось занятное. Будто у меня в сознании был такой уголок — умозрительная просторная комната, заваленная старыми картинами и всяким милым хламом настолько, что стала тесной. В ней были большие окна, но они были в застарелой коричневой грязи, в пыли, в паутине, в высохших мухах, а также полузакрытые старыми шкафами и большими холстами в рамах, повёрнутыми лицевой стороной к окнам. В общем, очень милое уютное место. И будто я, когда совсем люто устану, мысленно переносился в эту комнату и там немного отдыхал. И вот я как-то совсем-совсем заебался, с трудом доковылял до лежанки, прилёг, прикрыл глаза, перенёсся мысленно в эту комнату — а там офис.